22 мая в истории Приднестровья
22 мая 1916 года император Николай II вместе с семьёй посетил Бендеры.
Приезд в Бендеры 22 мая 1916 года царской семьи - императора Николая II, его супруги императрицы Александры Фёдоровны, дочерей - великих княжон Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии и сына – цесаревича Алексея произошёл в самый разгар Первой мировой войны, что наложило значительный отпечаток на его характер и содержание.
Вот что писал сам император в своём дневнике о визите в Бендеры:
«9 (22 по новому стилю) мая. Понедельник. К счастью, вчерашняя погода изменилась к лучшему и юг постоял за себя. В 10 час. вышли на станции Бендеры и приняли Брусилова (командующий Юго-Западным фронтом), Эбелова (генерал-губернатор Одесского военного округа), губернатора (губернатор Бессарабии Михаил Воронович) и других. В поезде доехали до места смотра в 2 верстах от города. Участвовали части вновь сформированного 45-го армейского корпуса, бригада 113-й пехотной дивизии, 451-й пехотный Пирятинский и 452-й Кролевецкий, и бригада 126-й пехотной дивизии, 501-й Сарапульский и 502-й Чистопольский полки и 1-й дивизион 126-й артиллерийской бригады. Все представились молодцами, и я остался очень доволен. Посетили небольшой лазарет в народном доме и завтракали с старшими начальниками. В 2 часа поехали дальше. Солнце чудно пригревало».
Воспоминания о царском посещении Бендер оставил и генерал Алексей Брусилов, с чьим именем связана самая успешная операция российский войск в Первой мировой войне – Брусиловский прорыв. Начавшаяся через две недели после царского визита в Бендеры, она привела к тяжелому поражению австро-венгерских войск и продвижению русских армий вглубь территории противника на 80-120 км (по меркам Первой мировой весьма значительное достижение). По официальным немецким данным, общие австро-германские потери составили 764 тысячи человек, а по российским – 1,2 миллиона. Имел Брусиловский прорыв и ещё одно последствие: именно после него Румыния решила вступить в войну на стороне Антанты, что во многом определило судьбу Бендер по её окончании.
Вот что писал генерал: «В конце апреля я получил извещение от Алексеева, что государь с супругой и дочерями едет в Одессу для смотра Сербской дивизии, формировавшейся из пленных австрийских славян, и что мне приказано его встретить в Бендерах 30 апреля. Сначала я поехал прямо в Одессу, дабы предварительно ознакомиться с Сербской дивизией и с положением дел в этом округе, так как этот округ был мне совершенно неизвестен, тогда как Киевский я близко знал. В Сербской дивизии было, насколько мне помнится, около 10 тысяч человек с большим количеством бывших австрийских офицеров. Выглядела она хорошо и жаловалась лишь на отсутствие артиллерии, которая для нее формировалась, но не была еще готова. На следующий день я встретил царя в Бендерах на дебаркадере; он произвел там смотр формировавшейся пехотной дивизии. Смотр прошел по общему шаблону, и в тот же день царь поехал дальше, в Одессу».
Не обделила вниманием визит императорской семьи в Бендеры и тогдашняя пресса. В газете «Российский инвалид» был размещён подробный репортаж о нём.
«Бендеры, 9 мая. 9 мая Императорский поезд с Их Величествами и Августейшими Детьми, следуя из Винницы, имел остановку в 10 часов утра на станции Бендеры. На платформе в ожидании приезда Царской Семьи собрались для встречи главнокомандующий армиями юго-западного фронта генерал-адъютант Брусилов, главный начальник одесского военного округа генерал-от-инфантерии Эбелов, бессарабский губернатор д. с. с. Воронович, и. д. губернского предводителя дворянства камер-юнкер Доливо-Добровольский с уездными предводителями дворянства, депутация от города с хлебом-солью и высшие гражданские власти.
После приема Их Величествами должностных лиц, причем Ея Величеству и Великим Княжнам были поднесены букеты от губернатора и дворянства, Императорский поезд прошел на военную платформу, вблизи которой предположен был Высочайший смотр вновь сформированным войсковым частям. Государь Император сел на коня и в сопровождении Князя Игоря Константиновича, министра Императорского Двора и командующего Императорскою главною квартирою ген.-ад. графа Фредерикса и свиты направился к правому флангу построения войск.
Государыня Императрица с Наследником Цесаревичем и Великой Княжной Ольгой Николаевной следовала в автомобиле, а в следующем моторе находились Великие Княжны Татьяна Николаевна, Мария Николаевна и Анастасия Николаевна. Государь Император, проезжая вдоль фронта, здоровался с частями. Далеко в поле слышались звуки гимна и радостные клики «ура» войск, осчастливленных возможностью повидать перед походом своего Верховного Вождя и Царскую Семью.
Когда объезд окончился, Государь Император и Августейшая Семья проследовали мимо населения, собравшегося на место смотра приветствовать Их Величества. Здесь Государю Императору имела счастье поднести хлеб-соль и 1200 рублей на нужды войны депутация от крестьян Бендерскoго уезда.
В это время войска перестроились к церемониальному маршу и затем прошли перед Его Величеством. На правом фланге проезжали генерал-адъютант Брусилов и генерал Эбелов. Государь благодарил войска за прохождение. После церемониального марша, когда части выстроились на поле прямоугольником, Государь Император приблизился к ним и изволил сказать следующее:
«Я был счастлив, что мог прибыть сюда и полюбоваться вашим молодецким видом. Уверен, что новые Мои полки послужат родине и Мне с той же непоколебимой преданностью, храбростью и верностью, с которой сражаются ваши старшие боевые товарищи и вся наша славная могучая армия. Желаю вам всем Божьего благословения, всякого успеха и победы над нашим врагом. За молодецкий сегодняшний смотр сердечное вам всем спасибо».
О посещении Николаем II бендерского лазарета, который размещался в городской Аудитории, вспоминала его заведующая Анна Борзякова. Она запомнила, как один из солдат, обращаясь к императору, назвал его генералом, на что Николай II ответил, что до генеральского чина ещё не дослужился и пока находится лишь в полковничьем звании. Уже собираясь покинуть лазарет, император обратил внимание на чистый лист бумаги на столе и чернильницу с ручкой. Поняв, что всё это предназначено для него, Николай II первым расписался на листе, а затем передал ручку членам своей семьи. Самому лазарету император передал пожертвование на сумму 40 тысяч рублей на поддержку раненных (довоенный николаевский золотой рубль с 1899 года приравнивался к 0,8 грамма золота).
12 (25 по новому стилю) мая 1916 в «Русском инвалиде» появилась следующая заметка:
КИШИНЕВЪ, 12 мая. Бессарабский губернатор удостоился получить следующую Высочайшую телеграмму: «Унося отличное воспоминание из посещения Бендерского уезда, Мне приятно поручить вам передать населению города и уезда Мою и Моей Семьи сердечную благодарность за радушный прием. Н И К О Л А Й».
Таковым был последний визит российского императора в Приднестровье.
22 мая 1989 года конференция трудового коллектива МПО «Точлитмаш» им. С. М. Кирова (Тирасполь) выдвинула требование о введении двух государственных языков.
Дискриминационные проекты законов о статусе и функционировании языков на территории Молдавской ССР стали первым пробным шагом националистов в их планах по отделению Молдавии от СССР. За разработкой и проталкиванием закона стояли резко активизировавшиеся с началом перестройки националистически настроенные круги в руководстве МССР, социальной опорой которых выступили представители молдавской научно-творческой интеллигенции, в основном из Союза писателей Молдавии и Ассоциации историков. Уже в 1988 году в молдавской республиканской прессе печатались статьи, авторы которых требовали придать «титульному» молдавскому языку государственный статус. 6 октября 1988 г. газета «Литература ши Арта» печатает стих Григория Виеру «13 строф о манкуртах», в котором знаменитый поэт обвинил противников националистических идей как среди русскоязычного населения, так и среди молдаван (а именно их поэт обозвал словом, придуманным талантливым Чингизом Айтматовым) в геноциде молдавского народа и исчезновении его языка.
Члены правления Союза писателей МССР в своих Обращениях к населению республики от 25 октября 1988 года, к XIX Всесоюзной партконференции «Считаем необходимым…» от 27 мая 1988 года и в Бюро ЦК КПСС, ВС МССР, Совет Министров МССР от 14 сентября и 25 октября 1988 года, а также в послании «Открытое письмо 66 деятелей культуры и науки» от 17 сентября 1988 года заявляли, что молдавскому языку, истории и культуре не уделяют должного внимания, а потому требовали узаконить в Конституции МССР государственный статус молдавского языка на территории республики, признать идентичность молдавского и румынского языков и незамедлительно перевести молдавский язык на латинскую графику. А в декабре 1988 года комиссия Академии наук МССР выдала заключение об идентичности молдавского и румынского языков, что давало возможность националистам «научно» обосновать переход молдавского языка на латиницу.
В феврале 1989 года от имени Союза писателей Молдавии был опубликован проект закона о функционировании языков на территории МССР. Он предусматривал административную и даже уголовную ответственность должностных лиц, которые использовали бы в официальном общении иной язык, кроме государственного. Законопроект также отказывал родителям в выборе языка обучения для своих детей. В марте представил официальный законопроект о статусе государственного языка и функционировании языков на территории республики уже Верховный Совет МССР. И хотя в нем уже не было вызывающе провокационных статей предыдущего документа (классическая игра в «доброго» и «злого» полицейского), он также совершенно игнорировал реалии языковой ситуации в Молдавии. С введением этих законов в жизнь всё делопроизводство переводилось бы на молдавский язык, а знание государственного языка становилось обязательным требованием при замещении административных постов в республике. С помощью нового закона молдавская бюрократия надеялась монополизировать право комплектовать органы власти и управления. Её не смущало, что новые законопроекты в случае их успешного принятия серьёзно препятствовали бы хозяйственным и политическим связям Молдавии с остальными союзными республиками и центром.
В прениях на конференции, в которых выступили 13 ораторов, в частности прозвучали следующие слова: «Когда кому-то хотелось ослабить государство, всегда на свет появлялись национальные вопросы». Директор «Точлитмаша» Анатолий Большаков подчеркнул: «Если все республики в Союзе перейдут на свой государственный язык, всё перепутается, возникнут ненужные барьеры, мы отстанем в техническом и экономическом развитии».
Требование конференции трудового коллектива «Точлитмаша» о введении двух государственных языков – молдавского и русского - стало одним из многих ответов жителей Приднестровья на планы националистических кругов Молдавской ССР придать молдавскому языку на базе латинской графики статуса единственного официального в республике. Напомним, что митинги, на которых приднестровцы высказались резко против принятия дискриминационных законопроектов о языке, к тому времени уже состоялись 24 апреля в Рыбнице (в нём приняло участие от 5 до 7 тысяч человек, в основном рабочие Молдавского металлургического завода) и 8 мая в Тирасполе (митинг трудящихся Производственного швейного объединения им. 40-летия ВЛКСМ – ныне ЗАО «Одема» им. Валентины Соловьёвой).
22 мая 1990 года в Кишинёве сторонники Народного фронта Молдовы напали на депутатов Верховного Совета Молдавской ССР от Приднестровья.
По окончании вечернего заседания Верховного Совета МССР выходивших из здания Верховного Совета приднестровских депутатов встретила разгорячённая толпа сторонников Народного фронта Молдовы.
В этот день в Кишинёве прошли похороны забитого до смерти в самом центре молдавской столицы студента Кишинёвского технологического техникума Дмитрия Матюшина. На молодого человека напали лишь из-за того, что он, возвращаясь с концерта, «слишком громко говорил по-русски». По окончании похорон на площади перед зданием Верховного Совета МССР собрались люди, принесшие обращение к народным депутатам по поводу случившейся трагедии. Люди требовали самого строгого наказания для убийц Дмитрия Матюшина, считая, что его убийцы руководствовались прежде всего политическими и националистическими мотивами, а не просто хулиганскими, как это пытались преподнести лидеры Народного фронта. Одновременно на площади стала собираться и другая толпа, состоящая из сторонников националистов. Начались столкновения. Милиции с большим трудом удалось навести порядок.
В этот день сессия Верховного Совета МССР отправила на доработку предоставленный депутатами от Народного фронта проект декларации в поддержку независимости Литвы (провозглашена Верховным Советом Литовской ССР 11 марта 1990 года одновременно с принятием закона о переименовании государства в Литовскую Республику). Эта неудача ещё более раззадорила сторонников Народного фронта у здания молдавского парламента и до того возбуждённых столкновениями с участниками митинга, посвящённого памяти Дмитрия Матюшина. Поэтому, когда приднестровские депутаты начали выходить из здания Верховного Совета, на них сразу же набросилась разъярённая толпа.
Как сообщал в своём интервью корреспонденту журнала «Коммерсантъ Власть», опубликованного в номере за 28 мая 1990 года, то есть практически по горячим следам, депутат Пётр Шорников:
«Я уходил с последней группой народных депутатов из Тирасполя. Как только мы вышли за милицейский кордон, на нас кинулось около 100 человек. В основном это были мужчины 30-40 лет. Я часто встречаю их около здания ВС, но такого остервенения еще не видел. Нас оскорбляли, плевали в лицо. Шедшего передо мной народного депутата Анну Волкову схватили за волосы, другого депутата пытались столкнуть в открытый канализационный люк».
А вот что писал о тех событиях приднестровский депутат Виктор Арестов:
«Выйдя из здания Верховного Совета с группой депутатов Тирасполя и Кишинёва, мы увидели разъярённую толпу, которая угрожала расправой, называла нас фашистами. Коридор из выстроившихся работников милиции достиг только середины улицы Ленина (сейчас бульвар Штефана чел Маре). В нас полетели твёрдые предметы и мусор, завёрнутые в бумагу. В лицо мне бросили один из таких свёрточков. В конце "живого коридора" толпа смела работников милиции, и я оказался в окружении молодых людей, разъярённых, озлобленных, с голубыми лентами на голове, они начали избивать меня, причём делалось это сзади. Удары получил сильные (вероятно, ногой) в спину, поясничную область и шею, не считая ударов по ногам. Когда я пробился через эту толпу, то был оплёван и осыпан пылью».
12 депутатов были вынуждены вернуться в здание Верховного Совета. После того как толпа националистов прорвала милицейское оцепление и заблокировала все входы в здание, депутаты укрылись на втором этаже. К зданию Верховного Совета срочно выдвинулся полк спецназа. Только под охраной сотрудников госбезопасности, в специальных машинах депутаты смогли разъехаться по домам. Приднестровские депутаты под охраной конвоя добрались до гостиницы «Кодры» и уже поздно ночью уехали домой.
23 мая депутатская группа «Советская Молдавия» приняла заявление, подписанное 74 депутатами, о том, что они не будут принимать участие в работе сессии, пока власти не обеспечат безопасность депутатов.
Как указывалось в заявлении:
«Постоянное морально-психологическое давление и физическое насилие, которым подвергаются народные депутаты Молдавской ССР, исключает возможность нормальной работы сессии. С чувством глубокой тревоги и озабоченности, руководствуясь высокой ответственностью перед своими избирателями, всем населением республики, мы приняли решение прекратить участие в сессии для совета с людьми и выработки путей консолидации предупреждения углубления конфронтации и беспорядков. Мы готовы возобновить своё участие в работе сессии Верховного Совета Молдавской ССР после создания надлежащих условий, предоставления гарантий о не повторении подобных бесчинств в будущем».
Несмотря на то, что приднестровские избиратели после этого инцидента требовали, чтобы их депутаты вообще не возвращались в Кишинёв, народные избранники от Приднестровья продолжали участие в работе сессии Верховного Совета вплоть до 23 июня 1990 года, когда Верховный Совет ССР Молдова подавляющим большинством голосов принял Декларацию о суверенитете и утвердил заключение комиссии по пакту Молотова-Риббентропа.
